– Тебе трудно представить себе, что оно чувствует.

Не иметь семьи. Я не встречал другого Салливана на всем белом свете, который приходился бы мне родственником.

– Мы все как следует изучим. Поверь мне, ты окажешься родственником тысяч Салливанов.

– Ты понимаешь, что я имею в виду. Настоящую семью, а не имена на листе бумаги.

Я взяла его правую руку и погладила распухшую, лопнувшую на костяшках пальцев кожу.

– Конечно, понимаю. Ты хочешь смотреть на лица всех Салливанов – бабушек и дедушек, дядей, тетей, братьев, сестер, кузенов и видеть себя.

– Я хочу быть частью семьи. Черт возьми. Я хочу смотреть на похожего на меня человека, и чтобы он в ответ смотрел на меня.

Я помолчала минуту, задумавшись.

– Я хочу, чтобы у меня были от тебя дети, – наконец сказала я мягко.

Он быстро повернулся ко мне, взяв мое лицо в свои руки.

– У нас будут хорошие дети. Я знаю.

– Да, но еще ты хочешь, чтобы кто-то вернул тебе двадцать лет. Вычеркнул из памяти то, что случилось с тобой и со мной. Это невозможно.

– Ничего нельзя поделать.

Я откинулась назад, наблюдая за ним. В груди моей рос страх.

Я покачала головой.

– Ты не прав. Мэттью должен узнать правду про Большого Роана от тебя.

– Я скоро скажу ему. Он будет смотреть на меня совсем другими глазами. Я знаю. Если я останусь здесь, я разрушу его мир. Нам придется принять непростые решения. Тебе и мне. Может быть, нам придется какое-то время попутешествовать, пусть все уляжется.

“Мы никогда не вернемся назад, – думала я в отчаянии. – Я никогда не сумею вернуть тебя сюда”.

Но я не хотела сдаваться. Мы должны одолеть эти воспоминания.

– В детстве, – сказала я медленно, – временами мне было стыдно перед тобой, но никогда не было стыдно за тебя. Мэттью будет чувствовать то же самое, когда он узнает все.

– Если он не… – продолжил Роан. Я прижала пальцы к его губам.

– Надо верить, – сказала я.

Я поехала на ферму увидеться с мамой и бабушкой Дотти.

– Позовите мне Твит, – сказала я им. – Оторвите ее от Мэттью и Джоша на вторую половину дня. Нам надо поговорить.

Мама с готовностью согласилась помочь, бабушка Дотти дымила, как паровоз, и тоже одобрительно кивала.

Когда я на следующий день встретилась с Твит, мы грустно обнялись. Я отвезла ее на Даншинног. Мы сидели на скале, нависшей над долиной. Давила удушливая июньская жара.

– Мэттью не очень доволен тем, что я поехала с тобой, – призналась Твит. – Он считает, что Роан подослал тебя уговорить его извиниться. Прости, Клер, но Мэттью не за что извиняться.

– Роан и не ждет от него извинений, но и он не должен их Мэттью.

Твит запустила руки в свои соломенные волосы с такой яростью, как будто бы хотела вытрясти все лишнее из головы.

– Нельзя защитить приемышей, скрывая от них правду! Это нечестно! Это создает проблем больше, чем разрешает.

Я сделала то, зачем приехала сюда, на Даншинног.

Я рассказала ей, как рос Роан. О Пустоши. О том, как на самом деле погиб Большой Роан. Как поступила семья. Когда я закончила, Твит была бледной, но глаза ее были сухими. Впечатление от рассказанного было настолько сильно, что у Твит не было ни слов, ни даже слез.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала? – поспешно спросила Твит. – Бедный Роан. Это так многое объясняет. Чем я могу помочь?

– Ничем. И я ничем. Роан должен все решить сам. Давай оставим его на время одного. Это все, что я могу придумать.

– О, Клер, – забормотала она. – Он должен сказать Мэттью. – Она посмотрела на меня с глубокое печалью и сочувствием. – Теперь я понимаю Роана. Но понимаю и тебя.

Я устало потянулась.

– Моя дорогая птичка Твит. Понять меня просто. Тут нет никакой тайны.

– Пока все не решится, ты не успокоишься. Ты ведь тоже чувствуешь себя виноватой.

– Что? Погоди-ка…

– Ты не сможешь жить здесь, если здесь не останется Роан. Ты поедешь за ним, потому что все время будешь стараться делать для него все. Держу пари, что ты думала о Роане, когда ввязалась в эту историю с той женщиной…

– Терри Колфилд, – сказала я коротко. – Послушай, не надо об этом.

– Ты считаешь, что снова предала Роана, и будешь так всегда думать, если это не разрешится. Если ты не сможешь удержать его здесь, ты пойдешь за ним повсюду, даже если сердце твое разорвется надвое.

Я почувствовала, как кровь отлила у меня от лица. Твит смотрела на меня, как на слепую сову в клетке, понимая, что это ловушка, из которой не выбраться.

– Он никуда не уедет, – сказала я громко.

– О, Клер. – Она потрепала меня по руке, успокаивая.

Джош провез Мэттью и Твит по окрестным фермам. Они оказались на ферме дяди Уинстона, когда одна из его коров-рекордисток никак не могла отелиться. Мэттью и Твит кинулись спасать ситуацию, и на свет благополучно появились двое телят. Когда несколькими минутами спустя прибыл доктор Рэдклифф – пожилой ветеринар Дандерри и кузен мамы, – он был очень доволен результатом.

– Ну, он настоящий гигант, а она маленькая, но сильная, – удивленно рассказывал доктор Рэдклифф Уинстону и Джошу. Я думаю, он говорил о Мэттью и Твит, хотя вполне возможно, что и о телятах. Дело кончилось тем, что старик предложил Мэттью и Твит интернатуру в своей лечебнице. При этом подразумевалось, что через несколько лет, когда он уйдет на пенсию, они выкупят его практику.

Я услышала эту новость, и именно мне пришлось рассказать о ней Роану. Я уговорила его поехать в городской парк рядом с тем самым мостом Делани. Мы сидели в тени на одеяле, река плескалась у наших ног.

Роан повертел незажженную сигару, отбросил ее прочь и сказал:

– Ты тянешь себя за мочки, и взгляд твой кристально чист. Говори. Что бы ни было, скажи мне.

Я уклонилась от прямого ответа.

– Каждый, кто вырос в этом городе, хотя бы раз побывал здесь подростком. Это старое место для свиданий. А у нас с тобой никогда этого не было. Черт побери, разве мы не заслужили? – Я протянула ему руку, – Пошли.

Он нахмурился, но помог мне встать. Я оперлась на свою неизменную трость и пошла по зеленому склону холма к дороге. Мы вступили под свод благоухающих крон и повернулись лицом друг к другу. Он отложил в сторону мою трость и обнял меня.

– Днем это место не пользуется столь дурной славой, – начала я.

Но он поцеловал меня, и я все забыла.

– А как тебе это? – спросил он несколькими минутами спустя. Мы опустились рядом друг с другом, буквально бездыханные. – Скажи мне, – повторил он.

Я сказала. Внизу плескалась река, в ушах звенела ленивая песня насекомых, лучи солнца просачивались через деревянную крышу моста у нас над головой.

Роан вздохнул:

– Значит, все. Мэттью остается. Я ни черта уже не могу сделать. Только уйти с его дороги.

Глава 18

Когда мы проснулись на следующее утро в доме у озера, в отдалении слышались раскаты грома, воздух был тяжелым и жарким, заряженным грозой. Мы поспешно натянули на себя старые джинсы и футболки.

Роан смотрел на низкие, тяжелые, густо-синие облака и хмурился. Он встал на колени около моей кровати и помог мне обуться. Я убрала с его лба прядь темных волос.

– Мы должны поговорить о будущем, – сказал он.

– Давай пока разберемся с настоящим. Посмотрим, что там на улице.

Мы вышли на веранду. Я осмотрелась, чувствуя, как все сильнее ноет больная нога. Молчали птицы, не было слышно насекомых. Ни малейшего дуновения ветра Короткими всплесками пульсировала молния. Небо на востоке окрашивалось в тревожный пурпурно-черный цвет.

– Мне это не нравится, – сказала я.

Роан снял с крючков на стенах веранды висячие корзины с папоротником и поставил их на каменный пол. Он похлопал по стене из толстого орешника.

– Построен, как железобетонный бункер. Не дрогнет при самом сильном ветре.